«Какого хрена?»

– Сирена не перестает кричать! Прости меня, прости меня, я не знаю, что делать, когда корабли идут на дно, когда люди тонут…[103] – Том слегка заплетающимся языком продолжил петь одну из самых любимых песен. Он не мог позволить страху взять над собой вверх.

«Да, я снова пою! Что не так?»

Стоило Дилану услышать, как Том, несмотря на нетрезвое состояние, идеально спел Джонатана Лейна, жгучая злоба вспыхнула пожаром в груди. Прошло почти два месяца с тех пор, как Ванесса умерла, и хранивший молчание Том вернулся с неизвестных гулянок не с предложением работы, не с продюсером, не с сотней гостей и не разбитый, Том стал тем, с кем Дилан познакомился под кроной большого дерева. Ни одного явного следа скорби. Потеря мамы не стерлась, просто настало время перейти на следующую стадию – заключительную. Принятие. Депрессия задержалась, но остаться навсегда не могла. Дилан сжал кулаки, его желваки задвигались от гнева, приправленного едким чувством паники. Контроль и так покинул его пару часов назад, когда, вернувшись домой, он никого там не обнаружил. Телефон не отвечал, никакого сообщения или предупреждения Том не оставил. Он просто исчез без следа. При тщательном обыске комнаты Дилан обнаружил буклет со странным шоу, поэтому ему не оставалось ничего, кроме как сесть прямо на стол и прожигать дверь взглядом. Случилось вероятное, но не самое ужасное…

– Где тебя, мать вашу, носило? Том? Ты не удосужился даже написать мне! Ты даже мусор не всегда выносил, а тут исчез без предупреждения. Зачем, черт возьми, тебе телефон, раз ты им не пользуешься? Продай! – Дилан не заметил, как начал орать. Он боялся, что Том продолжит петь. – Два часа ночи! Ты пьян и в какой-то дряни. – Он сделал паузу. – Где тебя носило?!

– Пока есть музыка, танцпол и ты, наша вечеринка не закончится! Никогда! – Все фразы Тома потеряли краски от охватившего его ужаса. На ум вновь приходили самые нелепые песни из возможных. Дилан имел полное право разорвать его на месте. – Горят огни на вечеринке.[104]

– Чего? Какого хрена ты несешь?! Ничего не понимаю. Бери блокнот и пиши. И то толку не будет! Я разучился понимать твои намеки за два месяца.

Дилан фыркнул и бросил в него блокнот с ручкой. Том не успел среагировать, и блокнот шлепнул его по левой щеке. Боли Том не почувствовал, даже прикосновение показалось почти невесомым, зато обида жгучей плетью прошлась вдоль лица, схватила за горло и вмиг стянула так, что воздух застрял в легких. Том словно попал в кошмар. Он опустил взгляд стеклянных глаз на простой бежевый блокнот с черной ручкой. Слезы подступили к глазам, и все же усилием воли Тому удалось их сдержать. В голове сразу появился образ Ванессы, поливающей цветы и улыбающейся чему-то своему. Блокнот превратился в символ унижения. Стоит ему наклониться и поднять несчастную стопку бумаг, перетянутую пружиной, и расправить плечи он уже никогда не сможет. Но виноват ли Дилан в том, что понять Тома бывает почти невозможно? На кухне повисла звенящая тишина. Никто не спешил извиняться, ругаться или плакать. Парни словно застыли на одном из худших кадров в фильме.

«Я… Зачем? Зачем ты так? Я же не сделал ничего по-настоящему плохого. Разве так ведут себя люди, беспокоящиеся за близких? Они бросают им вещи в лицо? Лают, будто псы, сорвавшиеся с цепи? Забавно… В школе ты чуть не поругался с Джеком из-за способа моего самовыражения. Вот и пришло твое время, Дилан, не слышать музыку. Не понимать ни ее, ни меня. Что бы я ни сделал, я не заслуживаю такого с собой обращения».

– Ну?

Том вздрогнул от вопроса. Он не поднял блокнот. Одна лишь мысль об этом позорила его перед матерью. Он перешагнул блокнот и направился в комнату. Второй раз в жизни Том ощущал тревожную и всепоглощающую пустоту, будто его не существовало. Не существовало Дилана, Нью-Йорка, только затягивающая все чувства тишина. Она пожирала все наподобие черной дыры. Том делал шаг за шагом, ориентируясь на инстинкты, мышечную память. Он шел по протоптанным дорожкам, легким путем, что приведет его к ответам на вопросы Дилана. В комнате Том с легкостью заметил коробку. Всего одну, к которой так и не нашел сил притронуться. Там лежали вещи Ванессы и его доска. Том больше не возьмет в руки ни одного проклятого блокнота. Том чувствовал, он знал, что готов снова стать собой. До коробки оставался один шаг, но он даже не успел вытянуть руку вперед, как мир перед ним превратился в карусель. Тусклый свет из приоткрытого окна – единственный проводник – затанцевал перед глазами. Непонимание, недоумение и страх пробрались в голову вместе с рычанием Дилана, дышать стало тяжело.

«Какого…»

– Не смей меня игнорировать, – почти шепотом, чуть не дрожа от гнева, выплюнул Дилан. – Я задал тебе вопрос, Том. Где! Ты! Шлялся?! – Он будто разговаривал с душевнобольным.

Том и в кошмарах не мог представить, как будет решать конфликты силой. Зато, видимо, Дилан не брезговал обратить на себя внимание не самыми гуманными способами.

Причиной, по которой пространство резко перевернулось, стала ловкая подножка. Дилан сидел у Тома на животе, вжимая в паркет, ноги помогали фиксировать положение тела, руки стальной хваткой вцепились в кисти Тома. Мысли позорно разбежались по углам вместе с подходящими песнями. Поднять блокнот было смерти подобно, а вот взять доску и написать все ответы – нет. Том не понимал, чего на самом деле он от него ждет. Вряд ли кто-то выпустил хит, где пел про вечеринку в клубе, пьяное гуляние по Бродвею и полуночное пение в почти пустом метро. Может, по отдельности… Но если Дилан не в состоянии понять его песни о вечеринке, как Тому следует изъясняться, когда руки намертво пригвождены к полу? Том зло смотрел в светлые, отдающие серебром глаза, пытаясь передать всю палитру чувств.

«Отпусти меня!»

– Нормальные люди так не поступают, Том. – Дилан зашипел. – Я не только волновался, но и чертовски злился. – Он слегка ослабил хватку, чтобы не оставить синяков. – Я не хочу, чтобы все было так, как есть сейчас. – Он дышал размеренно, словно старался успокоиться. – Но я не позволю, чтобы меня игнорировали, чтобы меня не замечали.

«Это зашло слишком далеко. Если он сейчас не поймет, за какую черту переступает, то наше общение под угрозой. Теперь каждый раз, когда я буду опаздывать или забывать ответить на сообщение, дома будет ждать мордобой? Я никогда не придавал дракам большое значение. Мы с Аланом то